Телефонный аппарат прямой связи. Редкость и ценность несусветная, чудо современных технологий. Откуда к ней доступ у простого матроса-полугоблина, вчера вернувшегося из рейса? Да какой там только доступ! Глядя, как уверенно Жассург ставит нужные штырьки на аппарате в нужные положения, сам господин начальник местного центра связи вывихнул бы себе челюсть встав в один ряд с Криггсом!
Наконец, аппарат пробудился к жизни, намекая миганием лампы о том, что связь установлена. Жассург снял трубку, привычным движением поднеся её к своему зеленоватому лицу.
— Это я, Лирик. Всё сделано.
— (неразборчивый ответ)
— Он не просто сядет на «Молниеносного». Он уже на борту, отсыпается. Повезло.
— (неразборчивое удивление)
— Нет, никакого снотворного. Повторюсь — повезло.
— (задумчивый вопрос)
— Отрицательно. Парень чист. Его никто не вёл. Чище не бывает. Всё?
— (короткий утвердительный звук)
— Тогда передайте мои наилучшие пожелания господину Механику. Конец связи.
Ящик с аппаратом закрыт, а долговязая фигура, отлив на столб, а затем приняв самый беззаботный вид, выныривает прямо под нос очередному патрулю стражи. Жассурга тщательно досматривают, даже обыскивают, но почему-то не находят ни ножа, ни странного сложного ключа, а посему без лишних проволочек отпускают, дабы не раздражал честных людей столь густым пивным перегаром. Через пару минут ночная встреча вылетает из голов полицейских при виде пьяного в умат гнома, старательно гадящего на ступеньки мэрии.
Глава 9. А когда на море качка…
Мутную и уютную бездну, из которой я медленно всплывал навроде окурка в унитазе, сотряс безмолвный, но совершенно четкий по смыслу совет:
— «Не делай этого. Не всплывай. Не возвращайся в сознание, ты пожалеешь. Ты так пожалеешь, как никогда не жалел, так, как в тот раз, когда не понял, зачем тебя пригласили на чай после того, как ты установил Ларисе систему на компьютер. Ты пожалеешь куда круче, чем в тот раз, когда решил взять камеру на празднование Нового Года с одноклассниками в 1994-ом. Останься здесь. Останься так долго, как только сможешь. Тебе это нужно, поверь…»
Чей это был посыл? Ангела-хранителя? Бога-из-Машины? Какой-то части моего разума, что вечно стоит на страже, холодным рациональным оком озирая все творимые мной безумства?
Неважно. Я его проигнорировал. Вовсе не потому, что являюсь убежденным оппозиционером всего и вся, и не потому, что мне необходимо своими собственными руками и глазами оценить нечто, от чего мне предлагают так радикально отказаться. Нет, просто я был бессмысленным сгустком жизни, не имеющим собственного «я». Переданная надразумом информация бездарно соскользнула с гладкой поверхности пустого мозга, а меня с бульканьем выкинуло в реальность.
Твой-то на три четверти пустой стакан, бытиё…
Что со мной творится, опытный разум осознал сразу, окончательно и бесповоротно — чудовищное похмелье. В висках стучало, в нутрях побулькивало, во рту была Сахара, в которой вместо песка был использованный кошачий наполнитель, а конечности ощущались бесконечно чужими. В отличие от стандартного похмелья, где тебе просто плохо, но если не шевелиться, то еще туда-сюда, мне было плохо перманентно и по-всякому, так как всё вокруг пребывало в вполне себе заметном движении. Завороженный этими перепадами хренового самочувствия, я застыл между явью, былью и бредом в тщетной попытке обрести точку равновесия, в которой всё будет хорошо.
На какую-то микросекунду это удалось, но потом в поле зрения загорелись пульсирующие надписи, которые очень даже хорошо соотнеслись с трансформациями моего внутреннего состояния:
— Внимание! Абстинетный синдром! Вас укачивает! Опорожнение желудка через 0:12… 0:11… 0:10…
— Текущее состояние — тяжелое алкогольное отравление
Там было что-то еще, но читать стало невмоготу — подкатывало. Вскочив, я замычал, озираясь бессмысленно в поисках чего-нибудь, что соответствовало бы моменту. Ему соответствовало большое круглое окно, через которое в помещение задувал прохладный свежий воздух. Спотыкаясь и путаясь в ногах, я ломанулся к этому самому окну, высунул в него голову, с облегчением перестав сдерживать свой богатый внутренний мир. Раз, затем еще, еще и еще.
Извергнув из себя то, что никак не хотело уживаться внутри, я сделал пару шагов в сторону, падая на здоровенный шикарный стул, находящийся за не менее шикарным столом. Осмотрелся по сторонам, почти не понимая, что именно вижу. Взгляд просто не наводил фокус на детали, предпочитая плавно их игнорировать, но внезапно зацепился за стоящий в нескольких метрах от стола бочонок с краником, закрепленный в специальных пазах. В ёмкости что-то побулькивало в такт аналогичным звукам в моей собственной голове. Звуковые колебания синхронизировались, порождая идею.
«Оно жидкое. Мне нужно жидкое».
Теплое и густое пиво впиталось в мой организм, воскрешая его функции буквально налету. Не до конца, далеко не до конца, но кое-как воспринимать реальность после второй кружки я смог.
Местоположение — деревянная большая каюта, знакомая по целой серии фильмов про пиратов, пользовавшихся в моем мире устойчивой популярностью. Каюта встроена в корабль, который плывет по морю. В последнем было легко убедиться, вспомнив вид из окна. Я в помещении не один — со мной далеко не пустой бочонок, а еще распластавшееся тело на шикарной двухспальной кровати с бортиками. Тело живо, слегка бородато, и принадлежит сухощавому брюнету в возрасте от тридцати до сорока лет. Сам я очнулся на небольшом диванчике, расположенном недалеко от двери. Все помещение очень живописно — на стенах развешаны флаги, оружие, какие-то рваные штандарты, под ногами побитый, но до сих пор шикарный ковер.
Как я сюда попал? Надо вспомнить.
— Текущее состояние — абстинентный синдром средней тяжести, среднее похмелье, среднее алкогольное опьянение, легкая головная боль.
Сначала мы с Жассургом оформили где-то по три кружечки пива. Солнце стояло еще в зените, времени было много, посему полугоблин выдвинул предложение чуть притормозить. Перекусив пирогами, о природе начинки которых вопросы в порту были неуместны, мы пошли по лавкам. В одном из подвальчиков, благодаря посредничеству матроса, мне удалось обменять два слишком больших для меня револьвера на один поменьше, но куда более ухватистый и точный. Выбитую из разочарованного сделкой лавочника сдачу мы тут же пропили, пропустив еще по кружечке холодного пива. В этом же баре мы встретили какого-то знакомого Жассурга, у которого на ту же жидкую валюту обменяли знание о том, где сейчас находится некий Захар Лоон Диртхавен, капитан «Молниеносного».
Капитан находился в борделе, куда я выдвинулся, уже наряженный в новую обмятую одежку. По пути мы заглянули еще в пару баров, обмывая мой новый внешний вид — ничего особенного, так, по кружечке для поддержания тонуса. Капитан, оказавшийся эльфом, обнаружился нами в фойе борделя, в состоянии сильного опьянения, а заодно и в затруднительном положении — предмет его чаяний вовсю отвергала предлагаемую морским волком сумму, настаивая на обязательном её увеличении до необходимого минимума. Отвергаемый страдал, девушка отчаянно тосковала глазами по сторонам, мадам заведения ухмылялась как пират, а остальные работницы смотрели на это всё, как на бесплатное шоу. В этот момент появляемся мы, сходу предлагая своё решение эльфийским проблемам.
Надо ли говорить, что встретили нас как родных? А учитывая то, что «Молниеносный» отходил утром, я и сам тут же проникся к Захару самыми теплыми чувствами, как бы двусмысленно это не звучало в стенах борделя. Три купюры номиналом в сотню крон сменили владельца, я получил медный значок пассажира на лацкан своего новенького костюма. Затем господин Диртхавен покинул наше общество, уйдя наверх в компании алкаемой им дивы, а Жассург — слиняв вообще по своим делам. В одиночестве я оставаться не захотел, посему, выбрав себе смешливую орчанку, лишился еще пятидесяти крон, зато смог вовсю поностальгировать о покинутом гоблинском лагере.